Интервью экс-муфтия Северной Осетии Али-хаджи Евтеева, данное 16 мая 2010 года. Печатается в сокращенном виде. Ссылка на источник информации в конце интервью.
- Благодаря Вашей работе, численность мусульман растет…
- Цифры растут! Наверное, мы отличаемся от других республик: если взять Соборную мечеть Владикавказа, 98%, если не 99% прихожан – молодежь до 30 лет.
- Зайдешь в Духовное управление мусульман где-нибудь в Центральной России – по большей части увидишь людей среднего возраста и пожилых. У Вас в приемной – сплошная молодежь.
- Вот парень, чемпион по боксу, в тренировочном костюме, мы ему сколько говорим: одевайся нормально! Козаев Аслан, с Южной Осетии, принял ислам несколько лет назад.
- Приехал сюда учиться, наверное?
- Южанцев у нас три потока: один – 1944 год, когда заселяли дома выселенных ингушей, второй – это пятьдесят-какой-то, и третий – это уже девяностые годы. Его родители – со второго. Он родился в Змейской.
- Кстати, светские и духовные власти Южной Осетии едины в том, что мусульман в республике не было и не будет, строить мечети им не позволят, и позиция в этом плане очень жесткая.
- Если они говорят, что там нет мусульман – не проблема, мы не собираемся доказывать, что они есть. Они обеспокоены, говорят, что исламу здесь не быть – я их понимаю. Руками мусульман сделано много нехорошего в России. Они мои братья, я их не списываю со счетов, но, к сожалению, когда-то, может быть, я и сам был недалек от всего этого.
- От ваххабизма?
- Да, я был очень радикальным. Я не люблю это слово – ваххабизм, я от него устал. Я учился в Саудовской Аравии и, естественно, я был ваххабитом для многих. Давайте по Южной Осетии пока… Они не хотят, чтобы мечеть там была. С одной стороны, я их понимаю, с другой стороны, хочу сказать, что никто никуда не денется. Если там появятся мусульмане, там будет мечеть, однозначно. Законы, по которым они собираются жить, думаю, будут близки к российской Конституции, которая это позволяет. Это дело одного-двух грамотных юристов, и мусульмане отстоят свои права. Более того, если они там появятся, это будут южные осетины. Это будут ближайшие родственники того же Эдуарда Джабеевича – народ очень маленький, и будет там тогда и мечеть, и все. А то, что они говорят – нет мусульман, то во время конфликта они говорили другое. Очень некрасиво повела себя (уполномоченная по делам религии РЮО) Соня Хубаева. Я был там в дни конфликта – собрал ребят, мы поехали. Конечно, все молча подумали, что мы приехали туда воевать, без проблем нас пропустили, сопроводили, на третий день, когда там еще бои шли. Мы поехали посмотреть, поддержать. Дошло до того, что нам хотели раздать оружие, но потом не нашли.
В те дни мы общались и с Чочиевым, и с Эдуардом я виделся – они были благодарны, особенно за поведение чеченских ребят. Отец Георгий сразу вспомнил, что половина его родственников явлется мусульманами, которые переселились в Турцию – Пухаевы. Заявил на первом канале, что пути Господни неисповедимы: когда наши православные братья нас убивали, нас спасали мусульмане. Когда мы говорили с Соней – это был уже второй мой визит в Южную Осетию, я сопровождал делегацию Совета муфтиев – у меня возникла идея: давайте отправим в хадж ребят из Южной Осетии, благотворительная такая акция. Она сказала: с удовольствием. Я сделал поправку, сказал: ребят у вас, конечно же, нету – осетин, но, наверное, есть татары, давайте кого-нибудь найдем. Она говорит: нет, у нас свои есть, и достаточно! Видимо, увидела какой-то интерес в этом: арабы, это же связано всегда с деньгами.
Я попросил у Равиля Гайнутдина десять мест. Мы там никого не нашли. Были ребята из Цхинвала, учащиеся в России. Здесь у нас много ребят из Южной Осетии, которые приняли ислам, и мы их послали. Теперь, я читаю, она говорит, что это была чуть ли не попытка вербовки какой-то, но она очень технично нам отказала. Это очень некрасиво, и я официально заявляю: это – ложь. Отец Георгий тоже совсем в другую сторону сейчас. Так оно всегда бывает. Я считаю это поведение некрасивым с его стороны и непорядочным. Мы очень долго перезванивались после этого, он звонил, спрашивал, как семья и т.п. Если вы слышали, в Турции были митинги протеста против войны – это мы все организовали, потому что осетины-мусульмане – очень активные, они нам позвонили, мы поделились информацией, прислали им фотографий достоверных, они организовали там пикеты – Аланский клуб. «Моторил» это все председатель Фонда «Эльбрус» Мустафа Царикаев, который мой хороший, близкий друг и постоянно с нами на связи. Мы и с Англией связывались, потому что и оттуда звонили мусульмане, из Европы, из разных стран. И вот такой вот ответ на привет… ладно, ничего страшного…
- Сколько мечетей на 200 тысяч осетинских мусульман? Планируете ли открывать новые?
- Всего 21 действующая мечеть, и столько же зарегистрированных местных общин. Тоже действуют, но нуждаются в реставрации, мечеть Беслана, Эльхотово, Заманкула и Ногкау. В ужасном состоянии Ногкау… У нас есть села, которые умирают. Люди погрязли в пьянстве. Хотя это село дало миру хороших сынов – Ахмеда Цаликова, может, слышали? Это села, где мы будем восстанавливать мечети. Кстати, в Беслане, если вы заметили, на мечети – новая крыша. Это делается на личные средства главы республики.
- После бесланских событий я проезжала мимо мечети с представителем городской администрации, который с неприязнью сказал: в таком состоянии она и будет стоять, никаких мусульман нам тут не надо.
- Такие настроения были, но никто не имеет на это морального права, потому что абсолютное большинство бесланчан – я сам бесланский – мусульмане. Когда-то Беслан был селом, к которому пристроили железнодорожную станцию. Появился район, в котором проживали в основном русскоязычные. Вокруг станции стали строить заводы, куда с разных районов республики начали приезжать рабочие. Но коренные бесланчане – 90% за то, чтобы мечеть была восстановлена. Мне постоянно звонят, просят номер счета, куда перечислить деньги. Церковь строили на голом энтузиазме главы республики и священников. Конечно, в газетах писали, что люди сдают деньги, но я беслановский, я знаю, что там никто не участвовал, денег не собирал. Не потому, что я против православия – люди сами так, они далекие от православия, вернулись к своим традициям. Кстати, основное слово, которое используется в таких обрядах – это дзуар. Оно грузинское, означает «крест» и ничего общего с язычеством не имеет. Какое-то время грузины были наместниками России на Кавказе, вели делопроизводство, были переводчиками, и вот с тех пор. Осетия – как перекресток, естественно, ее это коснулось…
- Духовное управление контролирует все общины, находящиеся на территории республики?
- Да. Автономные общины были, но, похвастаюсь, доверие ко мне привело к тому, что теперь все они входят в одну централизованную систему.
- А шииты?
- Я слышал, что появился какой-то фонд, который хочет заняться преподаванием, с Ирана. Оттуда дует ветерок. Нужно отдать иранцам должное, в плане вот этого драйва… они купили весь Запад своей точностью, исполнительностью – и своей простотой. Они приходят, со своими железными колечками… со своими амбициями и своей простотой. Но если брать религиозную сторону, надо понимать, что Иран – государство религиозное. Может, и в Турции найдутся люди моторные, но в Турции они не найдут никого так высоко, чтобы им помогли. Что касается шиитской общины, то, если брать тех нескольких человек, которые заявляют об этом, в общем, в религиозном смысле – нету ее. Если считать азербайджанцев шиитами – тогда она есть. Зарегистрированной религиозной организации нет, есть национальное общество «Азери». Есть у нас мечеть, в которой сейчас планетарий. Ее построили персы, но религиозная, молящаяся часть молится вместе с нами. Когда возрождение начиналось, их старейшина, Мехди-ага, азербайджанец – он уже умер – мы все вместе молились. Когда я принял ислам, я его застал. У нас в мечети висит картина, которую, он просил, если когда-нибудь вернут планетарий, повесить там. Он ее из хаджа привез.
- Что на ней изображено?
- Кааба, чеканенная, на бархате, красивая такая. Недавно такой шум поднялся из-за этого планетария. Он не работает двадцать лет – поднялся шум, что детей лишают планетария! Мы стали мониторить ситуацию и выяснили, что первые заинтересованные лица в том, чтобы там не было мечети – это те, кто сдавал помещения в аренду. «Изготовление печатей и штампов», например. И вот они пришли в детский сад, говорят: представьте, что здесь будут кричать «Аллах Акбар!», азаны пять раз, детям спать не дадут. В СМИ начали появляться статьи: я привык ездить в общественном транспорте и видеть надпись – «Планетарий», я не могу представить, чтобы этой надписи больше не было. Вот такие доводы. Сегодня я был у главы министерства культуры, подписал. Будут здание передавать нам, мы предложили ноу-хау…
- Ваша идея совместить в одном здании мечеть и планетарий поразила своей креативностью.
- Да, это наше предложение. Смотрите, учебный рабочий день – с 8.00 до 15.00. У нас – один намаз, мечеть свободна. Мы поинтересовались – что нужно для планетария? Говорят: стены, чтобы развесить картинки, купол и проектор. Мы купим его даже. Для того, чтобы ребенок с этим знакомился, я с удовольствием за свои личные средства куплю. Я же молодой, вы же видите… я чуть по-другому все вижу, и мы на фоне того, что происходит в соседних республиках, очень обеспокоены и понимаем, что нужно думать, нужно действовать. Мы хотим для мусульман открыть двери в нормальный мир. В гражданский мир. Для этого мы хотим воплощать вот эти проекты все. Сейчас мы планируем строительство культурного центра исламского. Даже чуть по-другому будет называться: Центр исламской культуры. Там будет библиотека – причем не для мусульман, это будет для всех, музей, будет зал на сто-двести мест для всяких торжественных мероприятий, для детей. Будет и помещение, чтобы наше руководство могло кого-то там встречать. То есть мы хотим открыть двери мусульманам во все стороны, во все слои общества. Идея с планетарием озарила нас тоже. Честно говоря, мы сами довольны, что она к нам пришла. Мы слышали, что в Европе это практикуют некоторые католические костелы – предоставляют свои помещения для университетов.
- В православной церкви такое вряд ли можно представить…
- Ну, наши друзья православные, они – да… Честно говоря, в церкви картинку с планетами повесить негде будет, потому что там иконы, и весь купол разрисован. К мечети требования диаметрально противоположные: чтобы стены были чистыми, и на них не было изображений ничего живого. Ну, попросим Гагарина не вешать, вот и все (все смеются).
- Обращает на себя внимание некоторая агрессивность осетинских мусульман (сужу, например, по комментариям к интервью Бзарова). Как Вы находите с ними общий язык, ведь эта энергия молодежи неизбежно требует выхода?
- Да, она требует выхода. Если закупоривать ее – это все взорвется. А дать вот этому свободный выход – тоже нагадить. Как-то потихонечку, людям нужна какая-то отдушина. И когда я стараюсь это сделать, меня обвиняют, что я экстремист. Я хожу здесь на проповеди за джихад, делаю это намеренно – не как штатный сотрудник спецслужб, а как мусульманин, как верующий. Потому что ряд вопросов, на которые наложено табу самими духовными деятелями нашей страны – они являются частью религии. Не говорить о них – значит, сказать, что этого нету. Сказать, что этого нету - уровень первого класса, начинающего мусульманина, это сказать, что ты вообще не мусульманин. Это вопросы халифата, это вопросы джихада, это вопросы шариатской формы правления и все, что вокруг этого.
Мы по-хорошему уникальны на Северном Кавказе, и наша позиция такая: во-первых, джихад является частью нашей религии, который, в свою очередь делится на 14 степеней, одна из которых – вооруженный. Но и ее мы признаем: да, мусульмане имеют право защищать свой дом, свое имущество, свою честь и свою религию. Это его право, более того, мы признаем и убеждены в том, что это самый верный способ заработать себе вечное блаженство. Я открыто говорю: как только я скажу, что джихада нет в исламе, я вам сам признаюсь, что я уже не мусульманин, я из числа верооступников.
Насчет халифата: сплю и вижу во сне, как мусульмане живут в исламском государстве. Мне это очень нравится, об этом я много читал, и все сделаю для того, чтобы когда-то это получилось у кого-нибудь. Притом понимаю, что у меня это не получится. Я живу не в арабской стране, не в исламской стране. Я сейчас по границам хожу, по опасным очень, вы заметили… Но как придти к этому государству, к такой форме жизни – у меня немного другой путь, чем у тех, кто в лесу.
Я вижу его таким, какой он был у пророка Мухаммеда. Он говорил о своей религии, пришел момент, когда пришли люди, позвали к себе. Это были мединцы, они сделали его своим правителем. Когда я говорю об этом чиновникам, они с удивлением говорят: так это же честные политические выборы! В Думе есть люди, которые говорят: этот строй не совсем правильный. Большинство людей решило, что это правильно, мы будем жить по этим законам, но мы считаем, что было бы правильней вот так-то… Зюганов так считает, другие так считают. И мусульмане так считают, их сразу называют... Потому что по своей неграмотности – или это чей-то коварный план – они в бой бросаются сразу вместо того, чтобы оценить ситуацию.
Аллах тебя наградит за то, что ты хочешь сделать. Другое дело, что это нужно делать правильно. Если ты не будешь поступать правильно, Аллах тебя накажет. В исламе есть такое правило: за искренность намерений Аллах никому не обещал вести его прямой дорогой, то есть что его путь будет безошибочным. Для этого нужны еще дополнительные знания, как воплотить свои искренние желания. Да, они благие, но как их воплощать? Можно накормить человека по-разному: можно связать ему руки и затолкать в глотку. Намерение хорошее, но действия неправильные. Примерно это наша позиция, и с молодежью мы говорим не с позиции чиновников, как это делают некоторые духовные лидеры нашей страны, не с позиции силовиков, которые, скажем, в Дагестане, разговор короткий – задал несколько вопросов – все, ваххабит.
Мы знаем, кто ваххабит, кто не ваххабит. Мы знаем, каким должен быть мусульманин, каким должно быть его вероубеждение, и стараемся привести к этому. Как патриот этой страны, я, может быть, промолчу, если узнаю, что человек пришел из леса. Если я увижу возможность, что он нормальный, что он покаялся. Потому что от него будет больше пользы, чем если его просто взять и расстрелять и подтвердить свою враждебность к исламу всем тем, кто в лесу сидит, и тем, с кем эти «лесные братья» связываются по Интернету и мобильной связи. Поэтому мы с молодежью максимально терпимы. Мы взяли на себя обязательства доказать, что это государство им не вражеское, и мы это пытаемся донести, на встрече с Медведевым я тоже об этом говорил. Но нам нужно подтверждение, нам нужна поддержка государства. Да, я говорю, что они не враги, но вот вам пример – эта мечеть, которую суннитской называют. Люди двадцать лет совершают намаз – по колено в снегу они умываются зимой на улице. Я уж не говорю, что, извините, туалета нет – приходится идти в парк, платить деньги… За двадцать лет выросло поколение людей, я в Сочи сказал Дмитрию Анатольевичу: как Вы думаете, с какими чувствами они выросли? Напротив стоит Дом правительства – какое у них мнение об этих людях? Да, часть вины лежит на нас, мы были неактивны – мои предшественники. Но и на вас лежит эта вина, из окна же видно! Обращаюсь к нему: я не рассчитываю от вас на любовь к исламу, но интересы совпадают. Мусульмане – это та часть нашей страны, чьей неграмотной молодежью пользуются враги этого государства. Вы – та часть этой страны, которая может выбить почву из-под ног всяких провокаторов. Мы авансом стараемся это делать, мы заверяем: мы вам докажем, что все не так, как вы думаете, что все нормально.
Это мы им уже доказали, основываясь на знаниях, полученных от ученых. Что все, что от нас требует Аллах – это быть мусульманином, честным, порядочным там, где ты есть, и по мере возможности распространять эту религию. Все, что нам нужно – мечети, чтобы мы могли молиться спокойно, наших детей учить в медресе. В этом мы убедили людей – да, для этого у нас есть потенциал. Теперь мы тут авансом заручились за руководство: и тут все будет нормально. Нам говорят: нам не дадут мечеть, медресе, нам ничего не дадут. Мы сказали: дадут, и мы вам докажем. Сейчас мы пытаемся все это объяснить руководству.
Интервью экс-муфтия Северной Осетии Али-хаджи Евтеева, данное 16 мая 2010 года. Печатается в сокращенном виде. Ссылка на источник информации в конце интервью.